Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии

Pодился 2 мая 1926 года в воронежском селе Коршево. Отец – Исаев Александр Андреевич, был учителем начальной школы. Мать – Фекла Ефимовна, работала в колхозе.

Село Коршево, где жили Исаевы, протянулось на 7 километров вдоль прекрасной реки Битюг. До войны в селе было 15 тысяч населения. В основном все занимались земледелием, выращивали скот.
Войну Егор познал в самом ее начале, еще мальчишкой. Под Смоленском рыл окопы. Вокруг, сколько хватало глаз, вниз по Днепру – везде ребята, ребята, ребята. И девушки, конечно. До сих пор в его памяти сохранились эти москвички – были они в основном в модных тогда сатиновых шароварах... Красивые и таинственные. И так по всему, всему Днепру – молодежь, молодежь, молодежь. Совсем юные хлопцы и ребята, девушки и дивчины. Московские, тамбовские, курские, воронежские... Чубы, косынки... Пересверк штыковых лопат над головами... Отрытые уже окопы, эскарпы... И над всем этим – ближе к вечеру – тяжелый гул и вытянутые фюзеляжи фашистских бомбардировщиков. Немцы уже взяли Орел и летели на Москву. Иногда от самолетов отрывались вытянутые черные капли и, приближаясь к земле, как бы собирались в кулак для железного удара. Взрывы, взрывы, взрывы... Как вспоминает сам Егор Исаев, большого страха тогда еще не было, а если он и был, то где-то на краю сознания. Первый настоящий страх Исаев испытал чуть позже. «Мессер» появился сразу, как будто ниоткуда. По белому фасаду дома, у которого с товарищами сидел Исаев, как цепочка серых воробьев, наискось прошла железная строчка и тут же брызнула кирпичная кровь на стене. Исаев метнулся к изгороди, хотел перепрыгнуть, но вдруг зацепился за острый прут и повис, беспомощный, на своем оттопыренном ветром пиджаке... Повис и заплакал.
Дома, когда он вернулся, его встретил замок на двери: все были на уборке. Отец, мать, соседи... Много еще было молодых мужиков, пока не мобилизованных. Убирали хлеб. Был август 41-го.
В армию Исаев ушел осенью 1943 года. Служил сначала в войсках НКВД – охранял особо важные промышленные объекты, а затем был направлен на Кавказ в помощь пограничникам, заступал в наряд на границе с Турцией. Там же по неосторожности упал в ущелье, шесть месяцев пролежал в госпитале. После выздоровления был направлен в действующую армию. На фронт попал после освобождения Варшавы. Еще дымились ее развалины. Эта жуткая картина станет потом темой для его баллады о польской столице. Участвовал в боях под Котбусом, а затем в составе 13-й гвардейской дивизии освобождал Прагу. А дальше – пятилетняя служба в составе Центральной группы войск: Чехословакия, Австрия, Венгрия. Первые его стихи и заметки были опубликованы в дивизионке «На разгром врага». Автор был замечен и приказом Политуправления переведен в газету бывшего 1-го Украинского фронта «За честь Родины». Там он, корректор и гвардии младший сержант, подружился с капитаном Михаилом Николаевичем Алексеевым, который читал ему первые главы своего романа «Солдаты». Вслед за этим романом у Михаила Алексеева пошли новые романы и повести. Там же, в Вене, Исаев встретился и с майором Семеном Борзуновым, тогда журналистом, а потом известным писателем, критиком, публицистом.
Была у Исаева и еще одна примечательная встреча. Перед демобилизацией его очень авторитетно уговаривали стать армейским журналистом: мол, направим тебя на курсы во Львов, поучишься месяцев шесть и в чине капитана вольешься в наши ряды. Исаев отказался: он уже печатался в Москве, мечтал поступить в Литинститут.
И вот наконец Тверской бульвар, 25, Литинститут. Лестница на второй этаж, комната кафедры литературного мастерства. За столом – руководитель кафедры Василий Александрович Смирнов, именитый писатель, романист.
С недоумением смотрит на младшего сержанта и говорит: «Да вы что, молодой человек! Приемная комиссия уже давно распущена. Уже занятия давно идут, а вы только собираетесь поступать. Слишком поздно». Исаеву ничего не остается делать, как спуститься с лестницы. На выходе он боковым взглядом видит человека в выгоревшей гимнастерке, подпоясанной офицерским ремнем. «Ты что угрюмый такой, младший сержант?» – спрашивает тот человек. «Да вот, от ворот поворот получил! Опоздал, говорят», – Исаев вяло пересказывает только что состоявшийся разговор наверху. «Как так “опоздал”! Это армия опоздала, а не ты. А ну пойдем!» И опять та же лестница, та же дверь и тот же важный человек за столом.
Он упорствует: «Да поймите же вы! Ведь у него даже нет никаких рекомендаций. Кто его талант подтвердит?» Тогда Исаев осмеливается и говорит: «А у меня письма есть. От Евгения Ароновича Долматовского и от Николая Матвеевича Грибачева». Важный человек вдруг теряет важность и, грудью надвигаясь на край стола, протягивает руку: «Так давайте же их сюда». Исаев только потом узнал – «тем человеком» в офицерской гимнастерке был Юрий Васильевич Бондарев.
Диплом литературного работника Егор Исаев с отличием защитил в 1955 году. Затем был направлен на работу в издательство «Советский писатель» и там, как говорится, дорос до избрания его секретарем Союза писателей СССР.
И еще об одной встрече. Сразу же после войны Исаев попал на огромное немецкое стрельбище, от которого с фашистской стороны пошли все чудовищные по числу могил кладбища Второй мировой войны – пошли на запад, на юг, на север и восток.
Теперь оно, это стрельбище, было мертвым, пустынным. Оно уже не учило заочно убивать, было безработным... «Нет, стой! – подумалось тогда. – Что же делают вон те люди, которые, как муравьи, копошатся на высоких откосах пулезаградительного вала?» Оказалось, что они добывают здесь пули – пули всех калибров и систем, начиная от примитивного мушкета, их тут – миллиарды и миллиарды, больше, чем звезд в небе. Пол-лопаты песку, пол-лопаты пуль. Свинец был в большой цене. Это потрясло Исаева, и об этом он потом рассказал Паустовскому.
Константин Георгиевич внимательно выслушал молодого поэта и, подслеповато глядя сквозь очки, сказал ровно, без пафоса: «Молодой человек, вы нашли главный философский ключ от войны. И не только той и этой – мировой, а вообще от любой». Пишите, но только прозой. Поэзия вряд ли поднимет этот замысел.
И все-таки Исаев написал поэму. Его «Суд памяти» вызвал большое читательское эхо. Композитор Д. Шостакович на заседании секции искусств в Комитете по Ленинским премиям сказал, что это действительно выдающееся произведение. М. Шолохов в ответ на вопрос волгоградских школьников прямо заявил – это было напечатано в газетах, – что поэма достойна Ленинской премии. Но этой премии поэт тогда не получил – не хватило двух голосов. Только спустя 10 лет дилогия «Суд памяти» и «Даль памяти» была удостоена Ленинской премии.
Затем Егор Александрович написал и опубликовал еще ряд широко известных книг лирики, поэм и публицистики: «Двадцать пятый час», «Мои осенние поля», «Убил охотник журавля», «Жизнь прожить», «Колокол света», «В начале было слово». За новую поэму – «Буцен» он был удостоен премии имени Шолохова.
Его произведения переведены на многие языки мира. Ему присвоено звание Героя Социалистического Труда. Он также награжден двумя орденами Ленина, орденами Красного Знамени, Отечественной войны I степени, «Знак Почета», медалями «За победу над Германией», «За освобождение Праги» и многими другими.
Егор Александрович потерял супругу.
Ей посвящены эти строки:

Тебя уж нет давно, а я все верю в чудо,
Что ты хоть раз один отпросишься оттуда,
Придешь, как свет из тьмы, с лица откинешь полночь
И вся себя сама живой волной наполнишь.
Предстанешь предо мной, и на краю разлуки
Я в радостных своих твои согрею руки
И лишь потом, когда ты снова станешь тенью,
Земле тебя отдам, но не отдам забвенью.

Тема памяти, тема незабвенья не сходит со страниц книг русского поэта Егора Александровича Исаева. Тут все рядом: и нерв, и память.